ШАРЛЬ БОДЛЕР (1821-1867)
ТРАГИЧЕСКАЯ СЛОЖНОСТЬ И ПРОТИВОРЕЧИВОСТЬ МИРОВОЗЗРЕНИЯ И ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ ШАРЛЯ БОДЛЕРА
Своеобразие поэзии Бодлера
Литературы романтизма - это литература необычного, незаурядного героя и необычной, незаурядной ситуации. Обращаясь к чувствам читателя, она все же образует определенную границу между ним и литературным произведением: все как будто за стеклом - одновременно и близко, и далеко. Очень часто сюжеты романтических произведений (например, «восточные поэмы» Байрона) были далеки от реальности, а внутренний мир лирического героя, хотя и умилял читателя, был для него чужим. Романтики творили свой собственный мир, а читатель был не частью этого мира, а его наблюдателем.
Совсем другой мир и герой у Бодлера. С одной стороны, романтическая личность, душа которой - «гробы, кладбища мрачные», «надтріснута»:
Что мое сердце? Грязь, пристанище притворства,
Когда - дворец, теперь - заплевано корчма...
«Исповедь». Перевод Д. Павлычко
С другой стороны, этот персонаж очень напоминает не литературного героя, а реального человека, который живет в реальном «страдающего, закутому мире», «в грязи в поисках красоты». Это, как уже отмечалось, скорее герой не романтизма, а барокко, который сам себя осознает как «зла и добра переплетения», чьих тайн никому не разгадать:
Не спрашивал еще никто глубин твоих, человек!
В море, и твоих не изведаны сокровищниц!
Никому не дадите дойти до тайн,
Что их бережете так ревностно и непрерывно.
«Человек и море». Перевод Д. Павлычко
Не является лирический герой Бодлера предтечей дисгармонійної личности XX в.? Ведь он - плоть от плоти дисгармоничного жизни, и его окружают как «земные миазмы», так и «путь к вечности - эти небеса вверху».
Однако небо для лирического героя Бодлера - непреодолимое препятствие, что напоминает если не ад, то по крайней мере тюрьму:
...Вверху - стена, тяжелое своды, потолок,
Что здушує, гнетет, как темное подземелье,
А рядом - маскарад и буфонадна бридь;
О небо! Покрышка на котле, в котором
То затихая, то с гуркотали грома
Все человечество хлопотная клокочет и кипит.
«Покрышка». Перевод Д. Павлычко
Если мы попросим обычного человека изобразить ад, то скорее всего увидим на рисунке огромный котел, в котором кипят души грешников. А Бодлера в этот адский котел - мир людей, а покрышка, которая не дает страждущему душе спастись от
казни, - небо... А что же тогда ад? Где оно? Везде. Какое оно? Неужели не очень страшное для героя Бодлера?
А в свете - Ад встает,
Где мое сердце радуется.
Перевод Д. Павлычко
И ему остается «не смерть и небытие, а ад и февраль боль» (подобные мотивы очищение через страдания, хотя и в иной художественной системе, мы уже определяли в романе Ф. Достоевского «Преступление и наказание»: «Страдания и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца»). Разве нашего героя может утешить только февраль боль? Неужели в этом выход? Что успокоит «изболевшееся сердце»?
Я хорошо знаю: боль - единственное благородство,
Не прогрызут ни ад, ни земля...
«Благословение». Перевод Д. Павлычко
И тогда «ангел будиться в гнусной душе понемногу», а красота «преодолевает зло и творит чудеса». В конце концов, не так уж и важно, что несет с собой красота, уже само существование ее может сделать человека счастливым:
Красота невиданная! Прелестная ты и убогая,
Меня твоя ложь, как то вино, пьянит,
Твой ужас и боль - моя всолода и тревога,
Твоя горькая слеза - мой счастливый миг!
«Маска». Перевод Д. Павлычко
Природа Красоты, как и природа человека, у Бодлера двойственная и в конечном итоге ведет к спасению:
Ради меня вы любите только Прекрасное,
Я - Ангел-защитник от низости и зла,
Мадонна и Муза я, и сияние непогасне!
«Что в этот вечер, моя душа убога...»
Перевод Д. Павлычко
Однако если красота спасет мир, то что может спасти ее саму? Только искусство. Бодлеру был близок им же перефразированный афоризм древнегреческого врача и философа Гиппократа «Жизнь коротка, искусство - вечно» («Vita brevis, ars - longa»). Этот тезис он доказывает довольно неожиданно, даже пугающе, в уже упомянутом стихотворении «Падаль»:
Так, моя королева, вам придется гнить
После таинств последних, страшных,
Под травой, под обильным цветом плесневеть
Между костей спопелілих, гадких...
Перевод М. Драй-Хмары
Герой уверен, что только искусство способно спасти «божественную форму и суть». Только «созерцание прекрасного - это поединок, в котором напуганный художник рыдает перед поражением своей».
А как же быть с нравственностью, позитивистской направленностью искусства, его воспитательным потенциалом?
За Бодлером, искусство - «единственное свидетельство о достоинстве человека» (в другом переводе) «рода человеческого достоинство и мощь», и именно оно выполняет роль духовного маяка. В критических статьях поэт выступал против прямолинейного морализаторства в искусстве: «...настоящее произведение искусства не нуждается в обвинительной речи», моральным является то, что истинно. Он считает, что искусство, которое искривляет жизнь, даже с благороднейшими намерениями, - вредно, а первоочередной задачей поэзии является «познания изображаемого с целью его полного и правдивого выражения» (Д. Наливайко). Исходя из этих принципов, мы можем говорить о реализме стихов Бодлера. Кстати, на суде его, как и Флобера, в этом обвиняли.
В статьях Бодлер требовал от поэтов обратиться в актуальных, современных тем и проблем, чтобы творить новую современную литературу. Французскомmodem означает новейший, современный. Поэтому и новую литературу, которая сформировалась под влиянием творчества Бодлера, назвали модернистской. Его стихотворение «Соответствия» стал своеобразным манифестом символистов. Близким символістам был и взгляд Бодлера на поэта как медиума, посредника между природой и человеком, которому открываются «взаимной связи невидимые законы».