АЙЗЕК АЗИМОВ
ЗЕЛЕНЫЕ КРАПИНКИ
Он таки пробрался на корабль! Кроме него, перед энергетическим барьером чатувало еще несколько десятков других. Казалось, они ждут напрасно. И, наконец, барьер вышел из строя на каких-то две минуты (что доказало превосходство объединенных организмов над живыми фрагментами), и он проскользнул внутрь.
Остальные были слишком медленные, они не успели воспользоваться случаем, но то безразлично. Хватит его одного. Он и сам справится.
Понемногу удовольствие погас, перешло в чувство одиночества. Который ужасно неприятный и неестественный состояние - существовать обособленно от всего объединенного организма, стать самому живым фрагментом! И как эти чужаки выдерживают свою фрагментарность?
От этой мысли приязнь к чужакам выросла. Теперь, когда он сам попробовал обособленности, ему стала ощутима и ужасное одиночество, что наполняла их таким страхом. Ведь все их поступки диктовал именно страх. Что, когда этот истошный страх, заставило их, прежде чем они посадили свой корабль на планету, выжечь кружало с милю в диаметре, розпікши грунт до красного каления? Даже организованное жизни было уничтожено тем жаром на десять футов вглубь.
Он включил восприятия и жадно прислушивался к чуждых мыслей, которые текли в его сознание. Ему приятно было, что он снова в контакте с другим жизнью. Но ему нельзя забываться.
А вот подслушивать мысли - это не повредит.
- Мне все время кажется, будто я заразился,- сказал Роджер Олден. - Без конца мою руки, а оно не помогает.
- Чего это тебе так кажется? Ничего же не случилось,- успокоил его Джерри Торн.
- Надеюсь, что нет. Во всяком случае те, кто выходил, оставили свои скафандры в шлюзе для полной дезинфекции. Все, кто возвращается со двора, проходят радиационную ванну. Я думаю, что ничего не произошло.
- Чего нервничаешь?
- Кто знает. Лучше, если бы барьер не выключился.
- Видимо, что лучше. То была досадная случайность.
- Я не уверен. Никто не мог толком объяснить, почему так получилось.
Сеть нагрев панциря включили в линию силового барьера, а она же набирает аж два киловатта. Целую неделю брали энергию из вспомогательных батарей, а потом вдруг... И никто не знает, что же за причина. Я все думаю, или их... не заставили каким-то гипнозом. Те существа, что за барьером.
Торн поднял глаза и спокойно встретил Олденів взгляд.
- Я бы этого больше никому не говорил. Если бы что случилось, если бы хоть былинка проникла сюда, за полчаса это показали бы бактериальные культуры, а за несколько дней - колонии дрозофил. Так что успокойся, Олдене, ничего не случилось. Ни зги.
Олден повернулся и двинулся к двери. Он прошел за два фута от чего-то, что присмирело в углу, но не заметил его.
Он выключил центры восприятия, и теперь чужие мнения уже не проникали в его сознание. Наконец, эти живые фрагменты не представляли интереса для него, потому что не были приспособлены для продления жизни.
Зато другие типы фрагментов были не такие. И он должен остерегаться их. Потому что соблазн будет велик, а он не должен обнаружить своего присутствия, пока корабль не сядет на родной планете.
Один живой фрагмент сидел на корточках и торсав проволочную сетку, которой был огорожен. Мысли его касались, главным образом, желтого плода, что его ел второй фрагмент.
Его вдруг охватила глубокая мерзость. Эти фрагменты борются между собой за еду!
Он попытался воспринять мысли с родной планеты, полны мира и гармонии, но не мог преодолеть пустоты, что отделяло его от царства разума...
Мимо загородки с козами и клетки с кроликами и хомяками прошли Ларсен и Риццо. Ларсен мрачно говорил:
- Идешь добровольцем в дальний разведывательный полет. Как герой. Провожают тебя с речами и делают из тебя служителя зоопарка.
- Зато плата двойная.
- Я же не ради денег полетел. Я хотел сделать что-то важное. Я не обезьянья нянька.
Риццо остановился возле клетки и погладил хомяка.
- Слушай, а тебе не приходило в голову, что в какой-то из этих самочек уже завязались внутри маленькие хом'яченятка? Представь, однажды утром сюда придешь и увидишь маленьких хомячков, которые смотрят на тебя крапинками м'якенької зеленой шерсти вместо глаз,- сказал Риццо и с внезапным отвращением пустил хомяка в клетку.
Он снова включил восприятия. В объединенном организме его планеты не было ни одного такого органа, который бы не имел аналога среди живых фрагментов на корабле. Были здесь раВНОобразные подвижные существа - такие, что бегали, и плавали, и летали. Были и неподвижные существа - они имели зеленый цвет и Питание свое брали из воздуха, воды и земли. Они совсем не имели мыслей - только крайне смутное ощущение света, влаги и силы тяжести.
И каждый такой фрагмент, подвижный или неподвижный, был бы пародией на часть объединенного организма.
Еще рано. Рано...
Он решительно потамував свои желания. Когда-то давно эти живые фрагменты уже прилетали на планету, и объединенный организм попытался помочь им, но слишком поспешно, и ничего не получилось. Поэтому в этот раз надо быть терпеливым.
Если бы только эти живые фрагменты не обнаружили его!
Пока что этого не произошло. Они не заметили, что он лежит в углу пилотской рубки. Сразу он боялся и пошевелиться. Потому что кто-то, может, обернулся бы и увидел негибкой, похожую на червячка, вещь неполных шести дюймов длиной. И, пожалуй, хватит уже ждать.
Он довольно быстро нашел щелочку, которая вела к нише, где тянулось несколько проволок. Ток по ним не шел.
На переднем конце его тела были зубчики, которыми он перепилил трос. Потом еще раз перепилил - на шесть дюймов дальше. Вырезанный кусок проволоки потихоньку сунул в угол ниши. Сверху дротина была покрыта коричневым эластичным материалом, а сердцевину имела из блестящего красноватого металла. Той сердцевины он, конечно, не мог играть сам, но это было и ненужно. Достаточно того, что его собственный покров, выращенный специально для камуфляжа, очень точно имитировал оболочку провод.
Он вернулся и обоими своими концами, на которых имел круглые присоски, присосался к концов перерезанного провода. Не осталось даже заметного шва.
Теперь они его не найдут. Разве что присматриваться пристально и увидят, что на той проволоке в одном месте есть две маленькие точечки мягкой, лиснючої зеленой шерсти.
- Странное дело,- сказал доктор Вейс,- что эти зеленые волоски имеют такие удивительные свойства.
- То вы убеждены, что зеленая шерсть - орган чувств? - спросил капитан Лоринг.
- Да. Опыты проведены не без трудностей, однако результаты были недвусмысленными.
- Но вы первый вышли за силовой барьер.
- В этом не было никакого особого риска. Я выжигал землю перед собой, а кроме того, меня окружал переносной барьер. А к тому же я не женщина.
- Но вы напичканы бактериями этак-а. И поэтому так же рисковали, как бы и женщина.
- Ну, выпьем за зеленые волоски, что навели Сейбрука на открытие.
- Да, это счастливая случайность. Мы, конечно, объявим планету карантинной.
- Как вы думаете, они когда-нибудь додумаются сами до космического путешествия?
- Вряд. На действий планете нет даже каменного топора...
Ему было скучно на корабле. Уже прошло то странное мгновенное ощущение, будто его вывернули. Очевидно, корабль пересек то, что они называли «гіперпростором». Фрагменты-гостродуми были очень изобретательные существа. Они мастаки строить всякие аппараты, но это только свидетельствует, что они, наконец, несчастливые. Во власти над мертвой материей они пытаются найти то, чего нет в них самих. В бессознательном стремлении к полноте они бороздят космос, без конца ища...
Он знал, эти существа никогда, по самой природе вещей, не найдут того, чего ищут. По крайней мере до тех пор, пока он не даст им его. Он задрожал от той мысли.
Полнота!
В своем неведении они даже оборонятимуться.
Бедные, неумные фрагменты.
В этот раз все будет иначе. их спасут - даже против их воли.
Вейс невольно вспомнил тот день, когда прочитал Сейсбрукове сообщение. По сути эта планета была второй Землей. Вот только эти точечки зеленой шерсти были странные. Ни одно живое существо на планете не имела глаз. их заменяли те крапинки. Зато даже растения имели по две точечки яркой зелени.
А потом Сейбрук заметил, что на планете нет борьбы за пищу. Это удивило, даже озадачило его. На всех растениях были мясистые отростки, которыми питались животные. За несколько часов они нарастали снова. Других частей растения животные не трогали. И сами растения не разрастались слишком буйно. Насекомые тоже не множились без счета, хоть птицы не поедали их, и грызуны не бегали целыми стаями, хоть их размножения не сдерживали хищники, потому что хищников здесь не было.
А потом произошел тот случай с белыми крысами, которых испытывали на инопланетную пищу. Конечно, берут только самок. Они более выносливые. Вдруг оказалось, что все они оплодотворены. Они привели пацючат - хоть на корабле не было ни одного самца.
- И главное - что все пацючата родились с крапинками зеленой шерсти вместо глаз!
Вайс продолжал:
- Все живое на планете Сейбрука составляет единый организм. На Земле, в определенном смысле, тоже, но у нас взаимозависимость воинственная - друг друга пожирает. А там каждый организм имеет свое место, как каждая клетка нашего тела. Ни один вид живых существ не размножается больше или меньше, чем следует, так же как клетки нашего организма перестают делиться, когда их становится достаточно для данной цели. А когда разделение не прекращается, мы называем это раком. И вся наша органическая система, всю жизнь на Земле, как сравнить с жизнью на планете Сейбрука, - это именно одна большая раковая опухоль. Каждый вид, каждая особь пытается процветать за счет всех других видов.
- Вам как будто нравится планета Сейбрука, доктор.
- Да. На ней весь процесс жизнь приобретает смысл.
Дрейк неожиданно сказал:
- А вы знаете, доктор, я - миллионер. Вы умеете хранить тайны! У меня есть сувенир с планеты Сейбрука. Просто камень, но теперь о планете пойдет такая слава, а на нее наложат карантин, поэтому никто в мире не сможет увидеть ни одной вещи из нее, кроме этого камешка. Как вы думаете, за сколько можно будет продать его?
- Камень? - Вейс уставился на него. Затем он схватил твердый овальный предмет.
Когда свет упал на него сбоку, стало видно две зеленые точки, два кустики зеленых волосков.
Он встревожился. На корабле запахло опасностью. Фрагменты подозревали, что он есть здесь. Как это могло произойти. Он еще ничего не делал. Может, еще один живой фрагмент из родной планеты попал сюда и повел себя не так осторожно? Нет, он об этом знал бы. Ему было страшно, что его разоблачат. Он боялся за успех своей альтруистической миссии.
Доктор Вейс заперся в своей каюте. Они были уже в пределах Солнечной системы, за три часа приземления. За эти три часа он должен что-то решить.
Конечно, дьявольский Дрейков «камушек» был частицей организованной жизни планеты Сейбрука, но он неживой. Бактериальные культуры не показали изменений.
И Вейса теперь беспокоило другое.
Дрейк поднял «камушек» в последние часы пребывания на планете Сейбрука. Что когда отключение барьера было результатом медленного, постоянного психического давления планетного организма? Что когда его дольки ожидали, пока барьер отключится, чтобы пробраться на корабль?
А что если иное видоизмененное существо успело пересечь барьер первое, чем он восстановился? Существо, которому было предоставлено соответствующей формы, заимствованной из головы людей планетным орга-нізмом, что умел читать мысли? Как же его тогда обнаружить? Обыскать весь корабль, где нет пресловутых зеленых крапинок? Вплоть до последнего микроба?
Когда корабль приземлится, тогда уже заражение не избежишь.
Вейс закрыл глаза и подумал, что это, может, будет не такое и плохое дело. Не станет болезней, поскольку бактерии уже не будут размножаться за счет существа, в которой живут. Не будет перенаселения; человечество создаст свою численность в соответствии с продовольственных ресурсов. Не будет войн, преступлений, жажды.
Но не будет и никакой индивидуальности.
Человечество окажется в безопасности, став колесиком в биологической машине. Человек будет братом мікробові и ячейке из печени.
Он поднялся. Надо поговорить с капитаном Лорінгом. Они передадут сообщение и взорвут корабль, как в свое время Сейбрук.
Тогда снова сел. Сейбрук имел доказательства, а у него - лишь догадки обливающегося потом от страха мозга, напуганного зелеными крапинками на камни.
Надо подумать!
Он напрягся. Чего еще ждать? Почему не повлиять на тех, что есть на корабле сейчас! Сейчас!
И спокойнее, расчетливее доля его естества сказала: нельзя. Маленькие плодородные клетки в темноте выдадут изменение за пятнадцать минут, а гостродуми наблюдают их все время. Даже за милю от поверхности их планеты будет рано, ибо тогда они еще смогут уничтожить свой корабль и себя.
Лучше подождать, пока откроют главный воздушный шлюз, потому что тогда воздух планеты внесет в корабль миллионы плодовитых ячеек. Лучше поздравить каждую из них в братстве объединенного жизни, и пусть летят обратно, раВНОся откровения.
Тогда осуществится его миссия! Возникнет еще один организованный, совершенный мир. И он ждал... Потом по нему пробежала вибрация от прикосновения к поверхности планеты, а потом...
Он своим чутьем воспринял радость гостродумів, и его радостная мысль ответила на нее. Скоро они будут способны воспринимать все так, как он. Может, не эти, но те, которые родятся.
Сейчас откроется главный шлюз.
И вдруг все мысли прервались.
«Сто чертей. Теперь что-то стряслось!» - подумал Джерри Торн и сказал капитану Лорінгу:
- Извините, где разрыв в сети. Люк не открывается.
- Вы уверены, Торне, что это разрыв? Ведь свет горит.
- Уверен, сэр. Мы как раз выясняем это.
Олден то делал в боксе. Потом он сказал:
- Господи, здесь в проводе шестидюймовым разрыв.
- Что? Не может быть!
К ним подошел доктор Вейс. Дрожащим голосом он спросил:
- Что случилось?
Ему рассказали. На дне бокса в углу лежал вырезанный кусок провод. Вейс наклонился. Судьбы что-то чернело. Он тронул его рукой, и на кончике пальца остался черный след.
Наверное, что-то было на месте вырезанного куска. Что-то живет, только похоже на провод, и оно сгорело, умерло, звуглилось за долю секунды, как только включили ток, чтобы открыть люк.
- А как бактерии? - спросил он.
Кто-то из экипажа пошел посмотреть, вернулся и сказал:
- Все в порядке, доктор.
Шлюз открыли, и доктор Вейс вошел в мир биологической анархии, называемый Землей.
- Анархия,- сказал он, засмеявшись безумно. Так оно и останется.
Перевел с английского ЮРИЙ ЛИСНЯК